Харизматик с бензопилой и экзальтированный матерщинник Хавьер Милей, победивший на выборах в Аргентине, получил страну не в лучшей ее форме: резервов почти нет, хронический дефицит бюджета и рост госдолга. Экономист Александр Виноградов в блоге, написанном для «БИЗНЕС Online», вспоминает времена, когда в Европе в ходу была поговорка «богат как аргентинец» и Аргентина успешно конкурировала с Россией на рынке зерна, а потом страна угодила в пучину скандалов и дефолтов.
Аргентинские горки
Всю неделю с новостных полос не сходит Аргентина. Средней важности повод — президентские выборы в периферийной стране с перманентным кризисом — оказался столь важен и интересен потому, что во втором туре голосования аргентинцы отдали свои голоса либертарианцу Хавьеру Милею. Персонаж он, безусловно, экстравагантный, если не сказать сильнее — харизматик с бензопилой и экзальтированный матерщинник, а заодно плодовитый профессор экономики, автор более полусотни научных работ. При этом ожидания от его прихода к власти весьма высоки: местный фондовый рынок на этих новостях вырос на 20%, капитал явно связывает с его именем надежду на нормализацию экономической ситуации. И нормализовывать действительно есть чего.
На экономической карте мира Аргентина выглядит бледновато. Страна с населением в 45 млн человек имеет подушевой ВВП, сравнимый с российским, нулевые темпы экономического роста за десятилетие, инфляцию в 143% и ставку в 133%. Помимо того, «на входе» у Милея практически пустые резервы, дефицит счета текущих операций и торгового баланса, хронический дефицит бюджета и рост госдолга до 85% от ВВП, что многовато для развивающейся страны. Кроме того, аргентинский песо перманентно девальвируется (в 10 раз за пять лет), признавать это не хочется, в итоге курс песо к доллару на черном рынке выше официального почти втрое.
Основной экспорт — продукция сельского хозяйства, зависящая от капризов природы (сейчас она страдает из-за последствий засухи января – марта 2023 года) и цен на продовольствие. Кроме того, в истории Аргентины 9 (девять!) дефолтов, три из которых случились уже в этом веке. В общем, скучно там не бывает уже много десятилетий, и новый глава соответствует сложившемуся тренду.
Программа действий, декларированная Милеем, включает в себя много различной экзотики вроде упразднения ЦБ, прямой долларизации экономики и 10-кратного сокращения налогов. Схожи по смелости его предложения и в иных сферах деятельности — так, он обещал запретить аборты, легализовать торговлю человеческими органами («а что, тоже рынок!») и либерализовать ношение оружия при сокращении полномочий полиции. И это лишь часть предложений, в итоге выглядит все это весьма любопытно, хочется понаблюдать за результатами такого экзотического эксперимента. Однако особенность ситуации в том, что Аргентина уже переживала подобное и закончилось это плохо.
«Богат как аргентинец», последствия Великой депрессии
История Аргентины начинается с провозглашения независимости от Испании в 1816 году. Ее стремительное развитие началось с последней четверти XIX века — Аргентина нашла себя на мировом рынке как поставщик качественного продовольствия. В страну потекло богатство; началась активная иммиграция из Италии, Испании и России. В начале XX века Аргентина достаточно успешно конкурировала с Россией на рынке зерна, во время Первой мировой войны и после нее экспорт из России упал, что еще более подстегнуло доходы аргентинцев. Дело доходило до того, что аргентинская крупная буржуазия 1920-х годов, посещавшая Европу, возила с собой собственных элитных бычков, мол, в Европе не могло быть нормального мяса. У тогдашних французов это нашло отражение в поговорке «богат как аргентинец».
Счастье закончилось с началом 1930-х годов и Великой депрессией в мире. Спрос упал повсюду, люди были готовы питаться чем попало, на этом фоне замечательное аргентинское продовольствие, которое, однако, надо было издалека возить, оказалось мало кому нужным. В стране начались экономические проблемы, а вслед за ними и политические — дрязги, протесты, выборы и перевыборы. Были и военные перевороты: в 1943 году военные приходят к власти, в 1946-м президентом страны становится полковник Хуан Перон, который был свергнут в 1955 году в результате еще одного переворота. Хунта правила почти 30 лет, с небольшим перерывом в 1970-х годах; к началу 1980-х военные полностью лишились поддержки населения, доведя ситуацию с экономикой до предела.
После этого произошла попытка «маленькой победоносной войны» за Фолклендские острова, принадлежавшие Великобритании. Война эта была с треском проиграна, военные закономерно потеряли поддержку. Демократические выборы прошли в октябре 1983 года, около пяти лет в стране шли громкие политические разборки. Наконец в 1989-м к власти пришел Карлос Менем — «верный ученик» Перона (к которому народ относился неплохо, а его первая жена Ева, также известный политик, была и остается действительно любимой аргентинцами). Архитектором экономики при Менеме стал Доминго Кавальо — «любимец Уолл-стрит», фактически местный Егор Гайдар с соответствующей либеральной политикой, отнюдь не перонистской.
Денежная реформа, кредитный бум, отток капитала
Страна открыла свои рынки, предприятия были приватизированы (продаваясь, как правило, иностранцам), транснациональные корпорации (ТНК) получили зеленый свет. Была проведена денежная реформа: новый песо был жестко привязан к доллару США по курсу 1:1. Кроме того, иностранные инвестиции получали налоговые каникулы на период в 5–25 лет. Эти меры подлатали экономику и обуздали гиперинфляцию — так, в 1995 году она составила всего 4%. Разнообразные мировые фирмы кинулись осваивать новый рынок. Местные выпускники университетов легко получали высокооплачиваемые рабочие места, значительно выросли доходы юристов и финансистов.
В страну опять, как и в начале века, повалили иммигранты. Начался и кредитный бум, многие аргентинцы залезали в долги, в том числе и ипотечные, характеризующиеся долгим кредитным периодом, причем бо́льшая часть долгов была именно что в долларах США (на ум приходит российский «валютный ипотечник»). Закончилось это предсказуемо: во время кризиса 1997–1998 годов соседняя Бразилия девальвировала реал, Аргентина этого не стала делать с песо, ее экспорт просел в конкурентоспособности на мировом рынке. Начался отток капитала — и это при закредитованном в долларах населении и находящихся в таком же статусе компаниях.
Дальнейшее было предсказуемо. Были попытки наведения порядка в виде экстренного урезания госрасходов, что только обозлило народ, только-только привыкший неплохо жить. Был снижен кредитный рейтинг. Добил ситуацию сам Кавальо: с 3 декабря 2001 года он, чтобы остановить бегство денег, ввел ограничение на снятие средств с банковских счетов, размер его был не более 250 песо в неделю.
На следующий день Аргентине был выставлен дефолтный рейтинг, МВФ (разумеется, к нему пошли за помощью) заблокировал очередной транш кредита, правительство наложило лапу на частные пенсионные фонды… В общем, закончилось это крупнейшим дефолтом на $132 миллиарда. Последовала девальвация песо, отход от экономического либерализма и некоторый протекционизмом в политике. Новому правительству удалось договориться о реструктуризации долгов, экономика кое-как задышала, но развитие ее остановилось, ряд левых патриотов во главе страны не смогли ничего с этим сделать. Теперь же Аргентина вновь дает карт-бланш уже даже не либералу, но либертарианцу.
«Развивающиеся страны так и будут обречены болтаться в своей колее, подобно Аргентине, и всякое удачное, зародившееся там, будет моментально перекочевывать в развитую страну — к капиталу, рынку, праву и широкому полю возможностей для деятельности»
Латиноамериканские страсти кипят, страны сотрясаются реформами, скандалами, дефолтами и девальвациями
Остановимся в историческом нарративе Аргентины и посмотрим на ситуацию шире. Дело в том, что такого рода политические-экономические качели характерны не только для этой страны, но для всей Южной Америки, которая мечется между левыми и правыми. Действительно, в 2005–2009 годах многие страны региона прошли через разные формы этого процесса, с уклоном именно что в левизну. В Боливии на выборах 2005-го победил Эво Моралес, в Уругвае в 2004 году — Табаре Васкес, в Эквадоре (2006) — Рафаэль Корреа. Не отставали и прочие страны Латинской Америки: в Никарагуа в 2007-м главой стал Даниэль Ортега. Все эти страны, скажем так, примкнули к лагерю Уго Чавеса в Венесуэле (у власти с 1999 года), Рикардо Лагоса в Чили (с 2000-го), Луиса Инасиу Лулы да Силвы в Бразилии (с 2003-го) и сменявших друг друга двух половинок четы Киршнер в Аргентине (опять же с 2003 года). В целом это выглядело как мощный региональный антиимпериалистический парад, сопровождаясь соответствующей риторикой.
Но 10 лет спустя левые правительства остались только лишь у Эквадора, Уругвая (там оно скорее левоцентристское) и Венесуэлы. Отдельно стоит отметить Бразилию, где успел порулить правый Жаир Болсонару, недавно уступивший высший пост левому коррупционеру Луле да Силве, правившему в Бразилии в 2003–2011 годах. Латиноамериканские страсти кипят, предпочтения электората меняются, страны (кроме тихого и спокойного Уругвая) сотрясаются реформами, скандалами, дефолтами и девальвациями. И при этом с экономическим развитием все очень невесело.
Эта ситуация является жестко фиксированной, что обусловлено самой моделью взаимодействия. В настоящее время ни одна развивающаяся страна не может развиваться сама, эндогенным образом — у нее нет для этого рынка сбыта, капитала, недостаточно инфраструктуры. Соответственно, она начинает взаимодействовать с развитым миром: по монокультурно-рентной модели — продавая некое сырье или продукцию низкого передела либо же по инвестиционной модели — привлекая капитал под наличие дешевого труда и беззаботных экологических норм. Но развивающиеся страны жестко конкурируют между собой, потому постоянно вынуждены повышать конкурентоспособность своих товаров посредством девальвации, дополнительных налоговых льгот, упрощения вывода прибыли и т. д., и это режет финансовый поток для всех их. Ну а в очередной кризис, когда капитал рысью устремляется в США, Великобританию и Европу, плохо становится им всем. И этот цикл повторяется вновь и вновь с небольшими вариациями.
Развить свою экономику, разбогатеть не представляется возможным
Аргентине в этом смысле еще хуже — она ушиблена своим прошлым богатством, которое хоть и было век назад, но осталось в памяти как нечто достижимое. Деды могли — значит, нам надо поднапрячься и сделать «нечто», и все будет хорошо. Но времена высокого спроса на ключевой экспортный товар давно прошли. В некотором смысле Аргентину можно сравнить с Австралией, которая поставляет на мировой рынок различные минеральные ресурсы, но ее фокус носит более сложный и маржинальный промышленный характер, людей там меньше, а сама страна принадлежит к англосаксонскому культурному полю. Потому и место ее хоть и среди таких же поставщиков несложной продукции, но все же повыше, чем у Аргентины.
Мораль у истории проста. Мировая экономика исторична: страны достигли того положения, в котором находятся сейчас, потому что раньше, и раньше, и еще раньше происходили всякие события, влияющие на экономическое, промышленное развитие, накопление капитала, формирование культуры предпринимательства, государственных институтов и т. д. Фиксация этих позиций произошла достаточно давно, еще перед Первой мировой войной. И выломиться из этой колеи, развить свою экономику, разбогатеть до сколько-нибудь приемлемого уровня, сравнимого с таковым у гегемона (напомню, что китаец вшестеро беднее американца), увы, не представляется возможным, без особых на то условий и усилий, чему примером может быть Израиль.
По большому счету левым экономистам по всему миру стоило бы начать осмыслять подобное положение дел, ставить вопросы, трясти мировое сообщество, указывая на такую негуманную фиксацию, но до этого не дошел даже Тома Пикетти, что уж говорить об остальных. Соответственно, развивающиеся страны так и будут обречены болтаться в своей колее, подобно Аргентине, и всякое удачное, зародившееся там, будет моментально перекочевывать в развитую страну — к капиталу, рынку, праву и широкому полю возможностей для деятельности.
Мнение авторов блогов не обязательно отражает точку зрения редакции